– А что случилось с мадемуазель О-Сими?
– Не считайте меня идиотом, мсьеэ-э… Бланшар. Раз вы здесь и хотите поговорить о ней с совершенно посторонним человеком – наверняка ничего хорошего с ней не случилось. Я давно это подозревал.
– И как давно?
Все это время. Все полтора года. С тех пор как ваши товарищи перевернули вверх дном ее номер. Они и со мной беседовали. Я тогда рассказал им все, что знал. А теперь являетесь вы…
– С теми же вопросами, молодой человек. С вопросами полуторагодовалой давности.
– Не имеет значения. Я хорошо помню мадемуазель О-Сими.
– Профессиональная память?
– Нет. Я просто хорошо ее помню, вот и все.
– Остальным постояльцам везло меньше?
– Наверное. Мы с ней. ..мыс ней подружились, пока она жила в «Ламартин Опера».
– Что значит – «подружились»?
– Мы болтали. Она мне симпатизировала. Иногда она спускалась по ночам. Я ведь ночной портье. Ее мучила бессонница – и тогда мы болтали. Первый раз она спросила, есть ли у меня снотворное. Я сказал, что могу сбегать за ним в аптеку. Это идея показалась ей менее привлекательной, чем просто поговорить со мной.
– Она знала французский?
– Очень плохо. Две или три дежурных фразы.
– Но мысль про снотворное она все-таки до вас донесла?
– Она спустилась с разговорником. У нее был карманный разговорник.
– С его помощью вы и вели беседы?
– Нет, мы говорили по-английски и немного по-японски. Я давно изучаю японский, так что разговорная практика была как нельзя кстати.
– Увлекаетесь Японией?
– Можно сказать и так.
– А японками?
– Мы просто болтали. К тому же она была влюблена.
– В вас?
– Ну что вы!.. Я ведь всего лишь портье. Ночной портье. Влюбиться в человека, который выдает ключи?..
– Она рассказывала вам о своем возлюбленном?
– Можно сказать и так.
– У вас есть девушка?
– Какое это имеет значение?
– Да вы не нервничайте.
– С чего вы взяли, что я нервничаю? А со своей девушкой я расстался. Точнее – она меня бросила.
– Почему?
– Это важно? Она была не в восторге от моей работы.
– Почему?
– Она отнимает слишком много времени. Не девушка – работа. И потом – это ночная работа. А моя девушка хотела, чтобы ночи я проводил с ней.
– Капризом это не назовешь. Значит, вы променяли свою девушку на работу?
– Мне нравится моя работа. Вообще-то я и родился в гостинице… Мои родители путешествовали по Швейцарии, так что свое первое путешествие я совершил в утробе матери.
– А второе?
– Разве я сказал, что было второе?.. Отель «Теплый воздух», в нем я и появился на свет. Вы ничего не слышали об отеле «Теплый воздух» в Швейцарских Альпах?
– Нет. А должен был?
– Там останавливалась Гарбо.
– Гарбо?
– Грета Гарбо, великая актриса. Отец был без ума от Джуди Гарланд, а маме всегда нравилась Гарбо.
– И поэтому она отправилась рожать в этот самый… «Теплый воздух»?
– Нет, не поэтому. Она и не собиралась рожать, я сам настоял.
– Как это – настояли?
– Родился семимесячным. Отель, где останавливалась великая Грета, разве я мог такое пропустить?
– Действительно, не могли.
– Ладно, это просто шутка. Не насчет Греты, не насчет отеля – насчет меня… Вы могли бы поджечь спичкой богомола?
– Какого богомола?
– Живого. Богомола или кузнечика – неважно… Ухватить за лапки и поджечь.
– Не знаю. Вряд ли.
– А она могла.
– Кто?
– Грета Гарбо. Она могла годами одеваться в ближайшем к дому магазине готового платья: только потому, что он – ближайший.
– Это делало ее великой?
– Это делало ее не такой, как все. Быть не таким, как все, еще труднее, чем стать великим, разве нет?
– Никогда над этим не задумывался… Значит, вы поклонник таланта Греты Гарбо, как и ваша почтенная мамаша?
– Можно сказать и так, хотя я не видел ни одного фильма с ее участием.
– Здорово.
– Нет, на то, как она поджигает спичкой живого кузнечика, я бы посмотрел.
– Я бы тоже… Значит, вы променяли девушку на работу.
– Мне нравится моя работа. И я дорожу этим местом. Если бы я оставил его, я потерял бы и жилье.
– Жилье?
– Ну да. Я живу при «Ламартин Опера», очень удобно. Никаких затрат на транспорт. И на многое другое тоже.
– На что, например?
– Ну, скажем, на путешествия. Сидишь себе за стойкой, а какие-нибудь Филиппины… или Гонконг сами плывут тебе в руки. Некоторые постояльцы останавливаются у нас не по одному разу. И тогда они специально привозят маленькие сувениры для меня.
– Вы просите их об этом?
– Нет, конечно же, нет. Это их личная инициатива. Да и сувениры недорогие. Пустячки, милые вещицы, таких полно в любой лавке при любом вокзале… Ничего не стоит купить их перед посадкой, разве что пару минут потеряешь. И пару монет. Да, вот еще что. Монеты.
– Монеты?
– У меня много монет. Все дарят мне монеты. Мелкие монеты с рыбами, утконосами, галерами, буйволами, с астролябиями и английской королевой… Иногда попадаются очень забавные экземпляры.
– И зачем вам монеты?
– Чтобы смотреть на них. Для чего же еще…
– Ясно. О-Сими Томомори тоже вам что-то презентовала?
– Хорошее отношение. Она была добра ко мне.
– В чем это выражалось?
– Мы болтали.
– Болтать – это по меньшей мере бегло разговаривать, если я правильно понимаю. Ваш английский… и тем более японский… так хороши?
– Хотите проверить?
– Нет. Значит, она рассказывала вам о своем возлюбленном. С чего бы это она так с вами откровенничала? С вами, ночным портье?
– Ее мучила бессонница. Ее мучило чувство, а это даже хуже бессонницы.