– Он знал, кто именно изображен на картине. Святой Мартин, не самое распространенное имя святого, не так ли? Он знал и название сюжета – «Милосердие святого Мартина».
– Ну и что?
– Ничего особенного, конечно. Это всего лишь вопрос эрудиции. Вот только… Картина осталась от прошлых хозяев, так же, как и афиша Французской Синематеки. И стекло на ней было покрыто толстым слоем пыли. Для того чтобы разглядеть ее, мне пришлось погубить свой собственный носовой платок. Я протер им стекло.
– Ну и что?
– Ничего особенного, конечно. Но Ги сказал мне о Мартине еще до того, как я вытащил носовой платок. Он не мог видеть картины, он мог только вспомнить ее.
– И вас это не удивило?
– На долю секунды, не более. Ги ведь не скрывал, что бывал здесь. Возможно, даже в детстве…
– Смею вас уверить, мсье Перссон, детство Ги Кутарба прошло вдалеке не только от Парижа, но и от Франции.
– Значит, он посетил букинистический позже.
– Несомненно, позже. И не исключено, что именно в то самое время, когда от магазина остались одни воспоминания. Вопрос в другом – как он туда попал.
– Спросите об этом у него самого.
– Обязательно спрошу. Как вы думаете, почему засохла пиния во внутреннем дворике?
Ги объяснил это отсутствием солнечного света. Пиния ведь солнцелюбивое дерево, а света там явно не хватало. Каменный мешок и есть, мсье Бланшар.
– Так сколько окон туда выходят?
– Во внутренний дворик?
– Да.
– Честно говоря, я не помню. Кажется, одно-единственное: на противоположной, северной стене, на уровне примерно третьего этажа.
– Одно-единственное?
– Еще одно окно – на восточной – заложено кирпичами. Старая кладка.
– Вот видите! А говорите – не помните. Уединенное местечко, не правда ли?
– К чему вы клоните, мсье Бланшар?
– Ни к чему. Вы упомянули две клумбы.
– Это вы упомянули две клумбы.
– Разве?
– Вы.
– В любом случае, клумбам повезло больше, чем засохшей пинии. Там ведь что-то растет, несмотря на недостаток солнечного света?
– Папоротники. Ги признал в растениях папоротники.
– Они тоже напомнили ему детство?
– Об этом не было сказано ни слова. Боюсь, что папоротники, в отличие от пинии, неприятно его удивили.
– Насторожили, так же, как и лестница на второй этаж?
– Неприятно удивили.
– Почему?
– Мне так показалось.
– Почему?
– Выражения «Вот черт!» вам будет достаточно?
– Если оно носит негативную окраску.
– Оно носило негативную окраску. Ги довольно долго рассматривал папоротники.
– Почему?
– Он кое-что там нашел.
– Что именно? Или он не поделился с вами своим открытием?
– Папоротники кишели улитками.
– Какими улитками?
– Самыми обыкновенными садовыми улитками.
– Так это улитки неприятно удивили мсье Кутарба? Улитки на папоротниках, а не сами папоротники?
– Теперь я склонен думать, что именно улитки. Да, на лице Ги в тот момент не было написано ничего, кроме брезгливости. Как будто вместо улиток он увидел там раздавленного таракана. Я даже пожалел, что мы вообще вышли в этот проклятый внутренний дворик.
– Это была инициатива Ги – выйти во дворик? Или ваша собственная?
– Я видел, что ему не очень-то хочется подниматься на второй этаж. Потому и предложил пройтись по первому. Мы заглянули в подсобку, откуда есть проход во дворик. Так мы и оказались там.
– Надо полагать, мсье Кутарба недолго наслаждался видом садовых улиток?
– Очень недолго. Он сразу же предложил мне подняться на второй этаж.
– Ты смотри! Что же его так подстегнуло?
– Второй этаж необходимо было осмотреть.
– Наплевав на лестницу?
– Думаю, к тому времени Ги уже справился с собой.
– Он остался доволен осмотром?
Да, если это можно назвать осмотром. Мы провели на втором этаже не больше пяти минут, он даже в комнаты заходить не стал. Взглянул на них с порога, пощупал корешки книг. Книги остались от прежних хозяев, ни одного пустого стеллажа…
– И?
– На этом визит на второй этаж закончился. Мы спустились вниз. Правда, он еще на минуту задержался у картины.
– Зачем?
– Очевидно, она ему нравилась. Ги еще спросил у меня, как я нахожу святого Мартина.
– А вы?
– Сказал, что нахожу его замечательным. И посоветовал Ги не снимать картину. Так и оставить ее в простенке.
– Он внял совету?
– Послушайте, мсье Бланшар. Судя по всему, вы были в этом букинистическом гораздо позже меня. Совсем недавно, как вы утверждаете. Он внял совету?
– Да. После заключения сделки вы не виделись?
– С какой стати мы должны были видеться?
– Мне показалось, что за время скитаний по лифтам и букинистическим у вас сложились почти дружеские отношения.
– Вам показалось.
– И тем не менее он снова обратился к вам? Я имею в виду покупку дома на улице Музайя.
– Это произошло много позже. Где-то спустя полгода. Ги позвонил мне и сказал, что хотел бы поселиться в каком-нибудь тихом гнездышке подальше от центра. У меня был один симпатичнейший вариант на Музайя. Его я и предложил. Надеюсь, вы не будете утомлять меня расспросами о планировке еще и этого дома?
– Не буду. Дом на Музайя меня не интересует.
– Вас интересует букинистический.
– Вы даже не можете представить себе – насколько.
– И представлять не хочу. Всего лишь один вопрос, мсье Бланшар…
– Пожалуйста.
– Почему вы расспрашиваете меня о Ги? Он… совершил что-то противоправное?
– Думаю, ему самое время помолиться святому Мартину, мсье Перссон…
…Свободен.
Я свободен, так же как и Линн.